Педро де ля Роза: «Монтойя – лев, Райкконен – змея, а я – немецкая овчарка».

Когда-то этот 35-летний гонщик был чемпионом английской «Формулы-3», а также ее японского аналога. Ники Лауда взял талантливого парня в «Ягуар», когда руководил этой «конюшней», переманив Де ля Розу из команды Проста. На счету испанца участие в 66 Гран-при — правда, порой участие в гонках прерывалось длительными паузами. Словом, долгая карьера, однако до сих пор не было успехов. А как только они появились, известный австрийский журналист Хайнц Прюллер задал отличившемуся в Будапеште испанцу вопросы, большинство из которых было подготовлено в редакции «СЭ».

— В «Макларене» вас, бывшего тест-пилота, встречали как героя. Если бы второе место занял, скажем, Монтойя, то таких бурных аплодисментов от товарищей он вряд ли дождался бы…

— Ну, у нас с Монтойей несколько разные позиции — я-то еще вчера был тестером, а он — призовой пилот, от которого всегда много ждут. В любом случае я безумно рад, что принес команде восемь очков, что смог ей, вложившей в меня очень многое, что-то отдать взамен.

— Как складывался для вас венгерский «Гран-при»?

— Еще во время тренировочных заездов я понял, что, пока покрышки новые, машина ведет себя идеально, но, чуть начинают изнашиваться, возникает проблема. Вот и пришлось над этой проблемой поработать. При этом, отмечу, мы готовили резину исключительно к гонке, поэтому были удивлены, когда и в квалификации она нам сильно помогла. В итоге самым большим преимуществом «Макларена» в воскресенье было то, что покрышки долго выдерживали нагрузки.

— Но во время прогревочного круга вас развернуло на трассе… Каким, собственно, был ваш план?

— Очень простым: жать на газ, всю гонку атаковать. Я знал, что у нас есть возможности попасть на пьедестал, но для этого надо было добраться до финиша.

— Как вели себя покрышки?

— Отлично, особенно те, которые мы выбрали для дождя. Только в середине гонки, когда в баке было слишком много бензина, мои результаты оставляли желать лучшего. Знаете, последний пит-стоп по плану у меня должен был быть чуть позже, но изменившиеся погодные условия вынудили наш штаб внести коррективы. Словом, было такое впечатление, что я выполняю свою обычную работу тест-пилота, испытываю разные виды покрышек.

— Пару лет назад, вспоминается мне, мы часами сидели с вами на берегу одного теплого моря и ловили рыбу, причем, если честно, без особого успеха. Однако вы тем не менее упорно не хотели признавать себя побежденным. Так, наверное, поступаете и в «Ф-1»?

— Точно. Тут секрет прост: надо набраться терпения и не терять веры в самого себя. Всего этого у меня, признаться, хоть отбавляй. Я никогда не терял надежды, что в один прекрасный день придет и мой черед проявить себя.

— Получилось, что вы вновь оказались в роли заместителя Монтойи. В чем разница между вашим выступлением в прошлом году и нынешним?

— Прежде я прекрасно понимал, что второго шанса мне не представится, что в будущем мне опять придется довольствоваться ролью тест-пилота. Кроме того, знал, что в других командах меня не особенно-то и ждут. Теперь же более раскрепощен, так как знаю, что дело не ограничится одной гонкой.

— Когда мы с вами сидели с удочками у моря, вы, помнится, любили сравнивать «Ф-1» с зоопарком. Не могли бы продолжить эту тему для читателей «СЭ»?

— Монтойя напоминает мне льва, который в любой момент может на тебя напасть. Райкконена я сравнил бы с ядовитой змеей. Вурц, когда мы с ним еще ездили за «Макларен», представлялся мне типичным жирафом. Рон Деннис, шеф команды, слоном, но с очень хорошей памятью.

— А какие ассоциации у вас возникают с фамилией Де ля Роза?

— Себя я считаю быстроногой немецкой овчаркой.

— Расскажите, пожалуйста, как вообще вам удалось вернуться?

— У меня было предчувствие, что с Монтойей что-то произойдет. В понедельник вечером перед французским Гран-при меня вызвали в штаб-квартиру. В принципе я и сам туда собирался, так как каждый вторник обязан быть там, чтобы принять участие в испытаниях на симуляторе. В 9.30 я был на месте. И уже на фабрике встретил одного из наших руководителей, который сообщил, что вместо Монтойи поеду я.

— Вы, наверное, на это и рассчитывали?

— Не очень. Были кое-какие предпосылки, но я старался отогнать от себя любые мысли о том, что есть шанс вернуться в Большие призы. Просто не хотелось расстраиваться, если бы этого вдруг не произошло. А когда выяснилось, что надежды сбываются, я первым делом позвонил своей жене. Мы с ней знакомы с детских лет, и она меня поддерживает как никто. Больше я никому ничего не сказал. Однако вечером обнаружил, что автоответчик переполнен поздравлениями.

— Что вам помогло, когда вы дебютировали в нынешнем сезоне во Франции?

— Я лучше всех знал наш болид МР 4/21, так как прибыл на Гран-при прямо с тестов. Словом, при мне были свежие впечатления от машины, я мог на ней развивать большую скорость. Впрочем, запасной игрок всегда обязан находиться в боевой готовности, и этим качеством я, к счастью, не обделен. Три дня, которые я провел на тестах перед французским Гран-при, помогли мне быть в тонусе, хотя, если честно, такие три дня выматывают больше, чем сами гонки. Но, главное, я понял, что в физическом плане готов просто отлично.

Другое дело, что на тестах есть возможность исправить свою ошибку, попросить новые покрышки, тогда как в квалификации все происходит слишком быстро, поэтому даже маленькая помарка — и ты за бортом.

— В квалификационном финале во Франции вы первым поменяли покрышки — и сразу же стали опережать Райкконена. Но потом вдруг стали восьмым и оказались единственным из всех, кто не смог улучшить своих результатов…

— Квалификация — для меня это всегда тяжело. Меня постоянно поучают по радио: мол, ты должен держаться на расстоянии от соперников, ни в коем случае не соприкасаться с ними, а на последнем круге напряжение особенно возрастает. Словом, это большое испытание.

— Не задумывались, как ваша карьера будет складываться в дальнейшем?

— Макларен мне ничего не обещал. Никто не сказал, сколько гонок мне предстоит провести — две, три или десять. Впрочем, меня это мало волнует. Намерен отдавать все силы, а начальство пусть само ломает голову над тем, как со мной быть.

— После Франции была Германия, Хоккенхайм. Помнится, на тренировках все было в полном порядке.

— Разве что я боялся, что начинающийся дождь может нам существенно повредить, что с покрышками для сухой погоды мы долго не протянем. И в конечном итоге все вышло хорошо: асфальт лишь немного намок, и мы смогли довести задуманное до конца. Наши болиды оказались быстрыми, поэтому результатами мы остались довольны.

— А в квалификации?

— Девятое место — это, конечно, не то, на что я рассчитывал. Машина вела себя отлично, что вселяло оптимизм. К сожалению, столкновение с Ральфом Шумахером, который повредил мне заднюю покрышку, сказалось на итоге. Впрочем, я Ральфа не слишком осуждаю. Это было похоже на недоразумение.

— Вот и Шумахер-младший то же самое говорит. Но у вас затем возникла драма в боксе. Дело даже дошло до легкого пожара.

— Ничего страшного. Просто в тормозную систему моей машины попали маленькие частички резины, вот и произошло воспламенение.

— Почему в Германии вы быстро сошли с дистанции?

— Досадно, что все так скоро кончилось. Машина вела себя отлично, и я бы мог побороться за призовые места, даже догнал гонщиков Рено, но потом вынужден был остановиться из-за поломки в бензонасосе.

— Интерес прессы в Германии к вам был велик…

— Признаюсь, мне было приятно выйти из тени, где я провел многие годы.

— А зарплату вам подняли?

— Несмотря на явное повышение в должности, она тем не менее остается прежней.

— Складывается впечатление, что Райкконену с вами работать приятнее, чем с вашим предшественником…

— Может, все дело в том, что мы с ним из разных миров. Я же все-таки тест-пилот, а наша каста специфическая. Мы в первую очередь думаем о том, что в машине еще можно изменить, даем много информации инженерам. Но быть настоящим гонщиком, не буду скрывать, мне больше по душе. Утром просыпаешься с мыслью, что если удастся все правильно сделать, то будешь стоять на пьедестале почета. Восхитительное состояние!

— В среде тест-пилотов о вас говорят много хорошего. Что вы — человек прямой, принципиальный, всегда, мол, говорите правду в глаза. Это не мешало вам в работе с Райкконеном и Монтойей?

— Нисколько. С партнерами у меня были прекрасные отношения, а с Монтойей — так почти родственные, ведь испанский для нас — родной.

— Если ваши дела пойдут и дальше в гору, не захотите перейти в другую команду?

— Нет, в Макларене я чувствую себя замечательно.

© «Спорт-Экспресс»